Прорастающее добро
Зачем я приезжаю в Тэзе? Я бы сказал, что я стремлюсь вновь пережить то, во что верю всем сердцем, то есть единство того, что люди называют религией, и добра. В какой-то степени христианские традиции забыли об этом. Произошло сужение, излишняя фокусировка на темах вины и зла. Я признаю важность этих проблем, они находились в центре моих размышлений несколько десятилетий, и всё же каким бы могущественным ни было зло, оно не так глубоко, как добро. И если есть какой бы то ни было смысл в религии, в религиях, то он в том, чтобы пробиться к доброму сердцу людей, обнаружить его там, где оно, казалось бы, полностью завалено мусором. Сегодня, в Тэзе, я вижу, как прорастает добро в общинной жизни братьев, в их спокойном, не напоказ гостеприимстве, в молитве. Я вижу тысячи молодых людей и девушек, которые не занимаются формулировкой ответов на вопросы о добре и зле, Боге, благодати, Иисусе Христе, но сердца которых избрали добро.
Язык Литургии
Нас захлёстывает поток слов, споров, штурмует виртуальность, создающие своего рода закопчённое стекло между нами и миром. Но добро глубже самого глубокого зла. Нам нужно признать за этой истиной право на существование, создать язык, на котором мы могли бы её выразить. Язык Тэзе - это не язык философии, богословия даже, это язык Литургии. А для меня Литургия - это не просто действо, это образ мысли. В ней живёт сокровенное богословие, которое можно выразить следующей фразой: "законы молитвы - это законы веры".
От протеста к свидетельству
Я бы сказал, что сейчас проблема греха вытеснена на второй план проблемой смысла - его наличия или отсутствия, абсурда. (...) Мы наследники цивилизации, которая в действительности убила Бога, другими словами - позволила абсурдности и отсутствию смысла восторжествовать над осмысленностью, что вызывает протест в глубине нашего "я". Но я бы сказал, что логическое продолжение протеста - это свидетельство, свидетельство того, что ничто, абсурд, смерть - это ещё не последнее слово. Это связано также с моим вопросом о добре, поскольку добро - не только ответ злу, это также ответ бессмысленности. В слове протест присутствует греческий корень "тестис", что значит "свидетельство". Мы про-тестуем прежде, чем сможем свидетельствовать. Тэзе прокладывает дорогу от протеста к свидетельству, и движение по этой дороге протекает по законам молитвы, по законам веры. Протест - это ещё отрицание, вы отвечаете "нет" на "нет". А затем вы должны сказать "да" в ответ на "да". Таким образом происходит робкое движение от протеста к свидетельству. И я думаю, что оно совершается в молитве. Я был тронут до глубины души, когда сегодня утром во время молитвы мы пели: "О Христе!" - это звательный падеж. Другими словами, мы не описываем, не предписываем, мы восклицаем! Я думаю, восклицающее добро - это в самом деле основной, самый главный гимн.
"Кто научит нас счастью?"
Я очень люблю слово "счастье". Долгое время я считал, что говорить о счастье - слишком легко или слишком сложно, но затем преодолел свои предрассудки или, скорее, развил их, но уже с уважением к понятию "счастье". Я рассматриваю его во всём множестве его значений, включая Блаженства. Формула счастья следующая: "блаженны" - т.е. "счастливы те, кто...." Я приветствую счастье как "при-знание" в трёх значениях этого слова: я признаю его своим; я подтверждаю его в других; и я признателен за счастье, которое когда-либо испытывал, маленькие переживания счастья, которые включают в себя маленькие победы памяти, целящей меня от великого несчастья забвения. В данный момент я выступаю и как философ, сформированный древнегреческими мыслителями, и как читатель Библии и Евангелия, в которых можно проследить развитие значения слова "счастье". Кажется, существует два пласта этого значения: лучшее в древнегреческой философии связано с размышлениями о счастье, греческом слове "эудаймон", к примеру, у Платона и Аристотеля, а с другой стороны очень многое есть и в Библии. Я вспоминаю начало 4 Псалма: "Кто покажет нам благо?", т.е. "Кто научит нас счастью?" Это риторический вопрос, но на него отвечают Блаженства. Блаженства показывают нам, как выглядит счастье существования под знаком доброты сердца, поскольку счастье - это не только то, чего у меня нет и что я надеюсь получить, но также и то, что я уже испытал.
Три образа счастья
Я размышлял недавно над тем, какие образы счастье принимает в нашей жизни. По отношению к сотворённому миру, прекрасному пейзажу передо мной, счастье - это восхищение. Затем следует второй образ, касающийся нашего отношения к другим: это признание других и, согласно брачной метафоре Песни песней, хвала. Третий образ счастья обращён в будущее, это ожидание: я ещё жду чего-то от жизни. Я надеюсь, что мне достанет отваги встретить лицом к лицу трудности, в которых я и сам не отдаю себе отчёта, и ещё жду счастья. Я говорю "жду", но мог бы использовать здесь и другое слово, из 1го послания к Коринфянам, из стиха, предваряющего знаменитую 13ю главу о "любви всё покрывающей, всё переносящей". В этом стихе говорится: "Ревнуйте о дарах больших". "Ревнуйте", т.е. "стремитесь": счастье стремления дополняет счастье восхищения и счастье хвалы. (...)
Радостное служение
Что меня здесь поражает, во время молитвы, во время разнообразнейших встреч, еды, разговоров, так это полное отсутствие отношений доминирования\подчинения. Иногда мне кажется, что в этих терпеливых и размеренных действиях членов общины послушны все, но никто не отдаёт распоряжений. Это создаёт впечатление радостного служения, как же это сказать, послушания в любви - да, послушания в любви, которое полностью противоположно подчинению, и одновременно полностью противоположно бесцельному блужданию. Этот узкий путь между подчинением и блужданием без цели, хаосом, ясно обозначен жизнью общины для нас, участников (не тех, кто присутствует, но тех, кто принимает участие), к которым я причисляю и себя. И мы в свою очередь учимся послушанию в любви по примеру, который подают нам братья. Община не навязывает нам модели, которой мы должны были бы подражать, но дружески призывает. Я люблю слово "призывать", потому что здесь мы не подчиняемся логике приказов, ещё менее - принуждения, и с другой стороны здесь не действует логика недоверия и сомнений, столь распространённая сегодня в профессиональной жизни, в жизни больших городов, повелевающая нами и в рабочие часы, и в часы досуга. Этот ощущаемый всеми мир в сердце и воплощает для меня счастье общины Тэзе.