В одной из сносок к Письму из Кочабамбы мы можем найти следующие слова Иринея Лионского: “По Своей бесконечной любви Христос сделался как мы, дабы и нас соделать Собою в совершенной полноте.” Личность Иринея обладает для нас особой притягательностью, поскольку через него мы приближаемся к самым первым верующим, первым христианам. Он родился во втором веке нашей эры и вырос в городе Смирна в западной части сегодняшней Турции, здесь же он слушал проповеди престарелого епископа Поликарпа, который в свою очередь был учеником апостола Иоанна. Позднее Ириней стал вторым епископом Лиона, французского города, находящегося неподалёку от Тэзе.

Ириней был одним из первых учителей Церкви, изложившим свои идеи в систематической форме. Наиболее важный из его сохранившихся трудов, "Против ересей", читать очень сложно. И всё же мы можем ощутить, что его занимали идеи, важные также и для нас. В сердце его веры лежала убеждённость в том, что невидимый, непостижимый Бог, Создатель мира, так возлюбил людей, что сделался таким же человеком, как мы. Сделавшись Человеком по имени Иисус, Бог пожелал поделиться с каждым человеком Своей вечной жизнью таким образом, чтобы не сломать человеческую природу, не возложить на неё непосильное бремя, но довести её до плоноты. Всё, чем мы являемся, изначально было задумано для полноты, какой мы не можем и представить, полноты в Боге и через общение с Богом осуществляемой.

Одну замечательную фразу Иринея часто цитируют: “Жизнь в человеке - это слава Божия; жизнь человека заключается в том, чтобы видеть Бога.” В другом переводе эта фраза звучит так: “Слава Божия - живой человек; а жизнь человека заключается в том, чтобы держаться за Бога” (Против ересей, Книга 4, 20:7). Нас привлекает в текстах Иринея это понятие “жизни”, потому что, без сомнения, любой человек хочет быть полностью живым и учиться более наполненной и истинной жизни. Столькие сегодня говорят об “отчуждённости” и “абсурдности” именно потому, что осознают, что в жизни не хватает чего-то основного, чего-то, что следует искать вне или, скорее, вместо моментальных “удовольствий”, предлагаемых нам нынешним ориентированным на потребление обществом. Мы приглашены к участию в жизни, которой любовь Божия стремится поделиться со всеми; как часто говорил брат Роже: “Бог может только любить.”

Любовь, как для Бога, так и для нас, всегда означает самоотдачу. Для Иринея Рождество было ключом к пониманию смысла жизни, а не просто красивой историей о рождении младенца: “Для того Слово Божие сделалось человеком и бывший Сыном Божиим стал Сыном Человеческим, чтобы человек, принятый в Слово и получивший усыновление, смог стать сыном Божиим” (Против ересей, Книга 3, 19:1). Это звучит, конечно, совершенно невозможно. Любое определение понятия “Бог” в конце концов приходит к тому, чтобы подчеркнуть Его совершенное отличие от нас и всего, что мы только можем себе вообразить. С другой стороны, определяя, что такое человек, мы практически всегда будем говорить о своей ограниченности, незащищённости, хрупкости, а также о смертности, осеняющей практически любой поиск предельного смысла.

Основная мысль Иринея заключается в очень простом, немыслимом для нас утверждении, которое мы можем прочесть в начале Евангелия от Иоанна: “Слово стало плотью”. Или, в формулировке Иринея: “Единственный истинный и верный Учитель, Слово Божие, наш Господь Иисус Христос по Своей бесконечной любви сделался как мы, дабы и нас соделать Собою в совершенной полноте” (Против ересей, Книга 5, предисловие). Первые христиане обладали ясным пониманием единства всего. Мы - люди - едины со всем материальным миром. Всё существующее сотворено и движимо любовью Бога, Создателя мира. То, что через разделяющую Бога и физический мир бездонную пропасть был переброшен мост и в этом мире нашлось место людям, не было случайностью; всё это присутствовало в замысле и провидении Божественной любви с самого начала. Мы любимы такими, какие мы есть, ради того, кем мы можем стать через предлагаемую Богом сопричастность Ему. Причащаясь свету вечной любви Божией, мы открываем, что все мы созданы для жизни, которой никогда не могли и представить себе.